Вот такая у неё судьба. Вся жизнь Веры Павловны Гринёвой связана с колхозом имени Ленина

Трагичные годы детства, трудные годы юности. Собственно, и дальше по жизни манна небесная в её мозолистые руки не падала: труды, заботы, хлопоты.

Вера Гринёва родилась в начале января 1941 года. Этот год вошёл в историю как катастрофа для всего советского народа. В её памяти не отразились все ужасы, которые пережили жители села, не успевшие эвакуироваться до начала оккупации фашистами нашей малой Родины. И только повзрослев, она от родителей узнала, что такое бомбёжка или артобстрел, что означает «прятались в подвале», что такое «голодно и холодно». Вера у родителей была четвёртым ребёнком. Когда началась война и её отца призвали на фронт, дети остались под крылом мамы, которая сделала всё возможное и даже невозможное, чтобы дети выжили в годы лишений. Для семьи было большой радостью и счастьем, что отец, которого считали пропавшим без вести на фронте, вернулся живым в 1947 году. Это был тяжёлый год для всей страны. К послевоенной разрухе добавился ещё и голод. Он был несравним с 1933 годом, но людям вновь пришлось бороться за выживание.

Обычно дети, родившиеся в сельской местности, с младых ногтей постигают азы крестьянского труда. И это в мирное время. А в военное лихолетье десятилетние уже «тянули лямку» взрослого человека. Вера с раннего детства помогала родителям в домашнем хозяйстве. Немного повзрослев, работала в колхозе на разных участках: ей

приходилось подносить воду косарям, сгребать сено, собирать колоски.

«Совсем маленькая я была, когда началась война, – вспоминала Вера Павловна. – Позже узнала, что, когда пришли немцы, мы почти всё время жили в погребах. Питались буквально чем попало. Было счастьем, когда мама добудет картошки, наварит большой чугун. И своих детей накормит, и чужих. Очень тяжёлое было время. Как только немца прогнали окончательно, стали колхоз восстанавливать. Все тяготы восстановления легли на плечи женщин, стариков, моих ровесников. Мама работала по наряду, а вернувшийся с фронта отец сел за рычаги трактора. Я окончила семилетку. Возможности выехать из колхоза у меня, как и у моих сверстников, не было. Такая тогда была политика – удерживали сельских жителей на земле: никому не давали ни паспорта, ни справок. Оставайтесь – и всё. Я, недолго думая, пришла работать на ферму да так в животноводстве и проработала до выхода на заслуженный отдых.

Что такое животноводство, Вера знала с раннего детства. В колхозе в ту пору люди выживали за счёт подсобного хозяйства. Дома все держали живность. На огороде, размером которого колхоз своих работников не обижал, – овощи. Ну и лук, конечно, как же без него, да ещё и в Стригунах?! Начинала дояркой на ферме. Никакой механизации на первых порах. Доили бурёнок вручную, корма, навоз, подстилку переносили «на пупке и плечах». Закреплённые за доярками группы в среднем были по 10-12 голов. Когда кто-то из доярок не выходил на дойку, Вера с девчатами раздаивали такую группу. Бывало так, что нагрузка на одну доярку возрастала до семнадцати, а зачастую и до двадцати дойных коров.

Время шло. Появились на ферме доильные аппараты, были построены новые помещения с транспортёрами для раздачи кормов и удаления навоза. Труд доярки стал легче, но не намного, ведь добавилось и бурёнок. До того, когда доярка стала оператором машинного доения, пройдёт ещё много времени.

Руководство колхоза заметило в работнице фермы трудолюбие и ответственность. А ещё отмечали её особую любовь к животным: Вера не уходила с фермы до тех пор, пока не выполнит все работы по уходу и содержанию. Когда на правлении решался вопрос об обучении техника-осеменатора, выбор пал на уже имеющую двадцатилетний опыт доярку.

Так Вера, окончив подготовительные курсы в Белгородской ШПК, стала на ферме тем работником, от которого зависело очень и очень многое. И получилось, что трудовой стаж Веры Павловны состоял из двух периодов: два десятилетия трудилась она в качестве доярки и столько же – в роли техника-осеменатора. Работала после объединения десятка колхозов в один и при всех председателях.

«Мне некогда было судить и рядить о тех, кто был на очень непростой должности председателя колхоза, – продолжала рассказ собеседница. – Уважала я их всех, ибо понимала, какая у них ответственность за людей и производство. Фамилии некоторых до сих пор на слуху, и поверьте мне, человеку с большим жизненным опытом, вспоминают их люди добрым словом. Что касается меня, то я выполняла что от меня требовалось, работала не за ордена и медали. Если по большому счёту, даже заработная плата иной раз меня не интересовала, когда мне доверили должность осеменатора. Просто понимала, что если я к своим обязанностям буду относиться спустя рукава, то через некоторое время пострадает весь коллектив фермы. Это как в полеводстве: не посеял или пустил всё на самотёк – урожая не жди. Есть у меня какие-то грамоты, где-то меня отмечали как передовика. Всё это для меня не то. Работа была по душе, так как люблю животных. Видела плоды своего руда, чему безмерно радовалась. Уважали меня люди – разве этого не достаточно? Мы вначале своего трудового пути вообще работали бесплатно, как потом говорили, на одном энтузиазме. Позже стали оплачивать наш труд. Дома хозяйство выручало. С луком была целая эпопея у нас, стригуновцев. Я вот так и не понимаю, как мы успевали и в колхозе работать, и жильё строить, и на приусадебном участке трудиться. То ли здоровье было, то ли молодецкий задор. Мне сейчас за восемьдесят, а ещё в семьдесят на велосипеде ездила. Сейчас посмотришь: огороды брошены, бурьяны выше человеческого роста. Больно такое видеть. Вроде бы, и хозяева молодые, а в огороде творится такое. Я не берусь кого-то судить. Просто время сейчас другое. Люди могут заработать приличные деньги. В магазинах всего полно. А наше поколение, если хоть немного осталось здоровья, потихоньку занимается огородничеством. Не верьте никому, кто говорит, что всё это ради лишней копейки. Просто, как любит подчёркивать бывший наш председатель Виталий Павлович Хуторной, наше поколение родилось в луковой шелухе. И это правда. Это дело привычки и вековых традиций, кои присущи нам, стригуновцам.

Вера Павловна вышла замуж за местного парня, который только-только отслужил срочную службу. «Крутить романы» им было особо некогда. Сделал предложение, создали семью. Первенец – сын. Потом и дочурка родилась. Жить бы да жить, да добра наживать. Но… Супруг ушёл из жизни в полном расцвете сил. До последнего часа его пребывания на этой грешной земле Вера не верила, что останется одна с двумя детьми, что их воспитание ляжет на её плечи. Не верила в то, что вот так, внезапно, может оборваться жизнь близкого человека, с кем хотела прожить в любви и согласии долгие годы. Как ни было трудно, но детей подняла. Заложила в них то, что веками ценится в сельской местности, – доброту и трудолюбие. Сын работал в агропромышленном комплексе, дочь – медицинский работник. Радуют три внука, один из которых глава администрации поселения. Подрастают три правнука. Годы её жизни были непростыми, иной раз трагичными, но прожила она их достойно, как говорят знающие её люди, по совести.

«Вот смотрю на некоторых, особенно на молодых односельчан, – продолжала Вера Павловна. – И там побывали, и туда съездили. Что-то увидели, что-то запомнилось на всю жизнь. А я все годы провела в Стригунах, в колхозе. Так, Белгород да Губкин – вот, собственно, и все мои моря и путешествия. Отдыхать было просто некогда. То, что у кого-то на свадьбе пару часов или на каких-то торжествах полчасика, – не в счёт. Просто некогда было – и всё. Было трудно, но могла заработать, могла поддержать детей. О чём-то жалею в жизни? Есть такие моменты. Как бы прожила жизнь, если бы всё вернуть назад? А такое бывает? Как прожила, значит, такая судьба – от неё никуда не убежишь.

Упомянутый в разговоре с Верой Павловной бывший председатель колхоза имени Ленина Виталий Хуторной хорошо её знает, помнит как труженицу ответственную и исполнительную. Да, собственно, и о сверстниках её отзывается как-то особенно по-доброму. Люди самоотверженно трудились, не считались с личным временем, сообща решали общие задачи. Золотое поколение, подчеркнул он в одной из бесед.